Комаровское кладбище и местные жители
Наверное, те, кто от Питера живут вдалеке, про “то курортное место знают лишь некогда популярного шлягера: “На недельку, до второго, уеду Комарово…” Кстати, почему – “Комарово”? Комаров тут много, что ли? Хватает, но не в них дело: свое нынешнее имя отошедший к нам после войны финский поселок Келломяки обрел в честь президента Академии наук СССР, как раз к той поре почившего в бозе… Вероятно, потому люди науки отдыхать здесь любят. А также писатели, актеры, режиссеры, имеющие в “том краю так называемые “дома творчества”.
А еще есть в этом краю кладбище.… Всякий раз, приходя под его сосны (сколько друзей, да и просто хороших знакомых здесь лежит), встречаю немолодую женщину, заботливо, как-то по-домашнему, приглядывающую за могилами… Недавно разговорились, и оказалось, что Антонина Афанасьевна Харитонова смотрителем тут уж сорок лет. Когда “принимала дела”, из знаменитостей у них покоился только академик Баранников Алексей Петрович, “который всё Индию изучал”. Почему его здесь, по сути, на сельском погосте, а не в Ленинграде, на Волковом, похоронили? – “Наверное, потому, – размышляет Антонина Афанасьевна, – что от дачи, которую ему Сталин подарил, наше кладбище совсем близко”. И академик Владимир Фёдорович Шишмарёв тоже такую “сталинскую” дачку имел его в последний путь уже при мне проводили… Но вообще-то до Ахматовой тут хоронили в основном местных.…
А тогда, в марте 1966-го.… Вспоминает: – Убирала с дорожек снег, вдруг подходят двое. Одного, киноартиста Баталова, сразу признала, другой представился: “Дудин”. Говорят: “Нам бы директора кладбища”. Отвечаю: мол, не директор, но главней меня тут всё равно никого нет. А в чём дело? “Умерла Анна Андреевна Ахматова. Надо место подобрать” Пошли подбирать. Им понравилось в конце центральной аллейки. Я говорю: “Это место сама утвердить не имею права”. Они: “Ничего, мы через Москву разрешение получим” …Народищу в день похорон, 10 марта, тут было!…. Даже на ёлках сидели!.. А памятник потом ставил псковский архитектор Смирнов, он вместе с рабочим Васей привёз с Псковщины и эти плиты, и этот крест кованый. Пока работали, жили у смотрительницы кладбища две недели. И Лев Николаевич Гумилёв, сын Анны Андреевны, тоже помогал плиты укладывать. Антонина Афанасьевна ему бывало: “Тяжело таскать-то?” Он: “Ничего, я привычный, в лагере таскал и тяжелее…” Как-то поинтересовалась: “Чего это вы матушку в камень заковали?” Он вздохнул: “Что делать, если уж такая у нас жизнь-каземат…”
Мы идем с ней по кладбищенским дорожкам, и Антонина Афанасьевна негромко поясняет – Вот – Михаил Михайлович Сомов, который и в Арктике работал, и в Антарктике. Как раз оттуда, из Антарктиды, камень для памятника привезли… Вот – директор еще “блокадного” Эрмитажа Иосиф Абгарович Орбели, его сын, его внук… Когда внука хоронили, вдова в могилу бросалась, еле удержали… Вот – балерина Татьяна Михайловна Вечеслова, видите: балетные туфельки и розы… Ей нравится это надгробие, отмеченное даже каким-то шармом. А, например, другое, над могилой профессора-филолога Льва Абрамовича Плоткина (огромные каменные книжные тома, один на другом), её удивляет. “До чего ж безвкусно…” И, правда, дурновкусие с большой претензией вперемешку. Между прочим, по поводу дачи Плоткина, которая располагалась тут же, в Комарове (недавно сгорела), Ахматова говорила: “Построена на моей крови”. Да, тогда, в 1946-м, профессор к её “громилам” присоединился охотно… У могилы Ивана Эдмундовича Коха, легендарного театрального педагога, мастера рапиры и шпаги, горестно вздыхает, потому что какие-то негодяи памятник повредили. И у могилы Ивана Ефремова, писателя-фантаста, взгрустнула: “Украли розочки…” И перед оградкой, за которой покоятся поэты Николай Браун и Мария Комиссарова, шаг замедлила: “Совсем позабыл сынок о родителях! Даже не подметёт…” Заброшенные могилки – её боль. Зимой хоронили старого академика. Молодая жена к гробу даже не подошла. И с той поры на погосте не появилась ни разу. Пришлось Антонине Афанасьевне самой соорудить и ограждение из цемента, и веночек – Хмурится: – Почему мы так равнодушны и к живым, и к мёртвым? Я тоже мучаюсь этим вопросом. Вот – надгробие Леонида Николаевича Радищева. Он написал много книг, был, что называется, лёгким в общении вокруг него всегда кружились при-ятели, знакомые. Но жил в квартире один. И когда писатель умер, спохва-тились о нём лишь спустя – полгода!.. А вот могилка Аркадия Иосифовича Кацмана, у которого случился такой же страшный финал. Я хорошо знал этого человека, щедро отмеченного искрой Божией: когда-то он возглавлял, наш студенческий эстрадный театр; потом, в Театральном институте, стал известнейшим наставником будущих артистов, режиссёров, правой рукой Товстоногова. Имея высокие звания (“заслуженный деятель искусств”, “профессор”), в личной жизни он, как и Радищев, был одинок, и тоже, уже бездыханный долго, больше недели, ждал, когда о нём вспомнят… Подходим к ветхому надгробию: здесь покоится Владимир Евменьевич Савинский. Он сочинял церковную музыку, скончался в 1915-м… Дмитрий Сергеевич Лихачёв намерен этот памятник восстановить, да хватит ли у девяностолетнего академика сил, времени? Дмитрий Сергеевич поведал мне: как раз тогда, летом 1915-го, их семья отдыхала в Келломяках, и все вместе часто гуляли на Щучье озеро мимо вот этого кладбища, где теперь у него покоятся и родители (имя отца на памятнике есть тоже, хотя место захоронения неизвестно: погиб в блокаду), брат, и дочь Верочка…
Да, кладбищу – много лет. и сейчас под этими соснами хоронят редко и только по особому разрешению: здесь – писателей, там – артистов… Позапрошлым летом, когда прощались с комедиографом Володей Константиновым (на его могиле – строки: “Здоровьем, сам не образцовый, ты нёс нам силу и добро. Как нужно было в век свинцовый твоё весёлое перо…”), был у гроба друга и Вениамин Баснер. А через месяц проводили в последний путь самого композитора. Вот его холмик. Рядом Виктор Резников, Сергей Курехин… Теперь тут – экскурсии, посетители (много иностранцев) резво щёлкают фотозатворами… Правда, круг “объектов” достаточно узок. Например, к холмику, под которым покоится Михаил Григорьевич Гурвич, не подходят. А вот Антонина Афанасьевна останавливается здесь всякий раз Потому что был Михаил Григорьевич хорошим врачом, работал а местной поликлинике, и не раз говорил своей пациентке: “Когда умру, прихвачу с собой аппарат для измерения кровяного давления, буду и там, Антонина Афанасьевна, тебя лечить”. И правда: Михайлу Григорьевичу, в гроб, на грудь, этот аппарат положили. И кажется теперь Антонине Афанасьевне, что доктор лечит её “оттуда”. Ноет поясница, болят ноги. но всякое утро уже с рассветом, она – здесь. Подходит к двум сыночкам, к мужу: “Как вам лежится, родненькие?..”. И себе местечко рядом приберегла…
Московская правда 22-28 января 1998г
